 Разговаривают ли машины? Если
да, то обладают ли они конституционным правом на свободу
слова?
Этот
вопрос может показаться странным, философским или относящимся к сфере
научной фантастики. Но он стал реальной проблемой с важными
последствиями.
В сегодняшнем мире мы переложили
множество
ежедневных решений на компьютеры. По пути на работу GPS-устройство
предлагает лучший маршрут проезда, за рабочим столом Microsoft Word
исправляет наши ошибки, а Facebook рекомендует нам новых друзей. В
последние несколько лет появилось предположение, что при принятии
подобных решений компьютеры «разговаривают» и поэтому имеют право на
свободу слова, гарантированную Первой поправкой конституции
США.
Это плохая идея, угрожающая
способности правительства осуществлять надзор за компаниями и защищать
потребителей.
Утверждение
о том, что машины разговаривают, впервые прозвучало в контексте
интернет-поиска. В 2003 году во время рассмотрения гражданского дела,
которое инициировала компания, недовольная рейтингом в поисковике
Google, сам Google заявил, что результаты поиска являются
защищенной
конституцией «актом речи» (сообщается, что суд принял решение в пользу
Google). А в этом году, столкнувшись с усиливающимся федеральным
контролем, Google поручил профессору права Калифорнийского университета
Юджину Волоху (Eugene Volokh) разработать более развернутую и
детализированную версию того же самого аргумента. Как заявляет профессор
Волох в своих трудах: «Google, поисковики Bing Microsoft, Yahoo! Search
и другие "говорят”».
Для людей, которые юристами не
являются,
такая позиция может показаться странной, но логика у нее следующая.
Возьмем пример автора колонки советов в газете, Энн Лэндерс (Ann
Landers). Ее ответы на вопросы читателей явно являются формой речи .
Схожим образом, когда вы обращаетесь к Google с вопросом, поисковик в
этот момент должен решить, какой «ответ» предоставить, и в каком порядке
расположить эти ответы. Если эти ответы являются речью, то любые
попытки регулировать Google, как и любые попытки убрать нежелательные
фразы из колонки Энн Лэндерс, должны рассматриваться как откровенная
цензура.
Именно в этот момент теория сталкивается с
реальностью.Стоит взять во внимание тот факт, что Google привлек к себе
внимение чиновников как из сферы защиты прав потребителей, так и из
антимонопольной службы в результате обвинениями в том, что
компания
использует свое доминирующее положение в сфере интернет-поиска, чтобы
создать препятствия для конкурентов. Google также обвиняют в том, что
иногда компания нечетко разграничивает рекламу и и результаты поисков.
Стоит также учесть, что компьютеры Facebook, возможно, принимают свои
«решения», передавая вашу личную информацию широкому кругу
пользователей, а рекомендации онлайн-магазинов, таких,
например, как
Amazon.com, могут в какой-то момент использоваться для создания помех
конкурентам. Обычно подобная деятельность чревата нарушением законов по
защите прав потребителей. Но если мы называем решение компьютера
«речью», то суды могут воспринять подобные законы как потенциальную
цензуру, превращая Первую поправку к конституции в идеальное средство
для того, чтобы избежать контроля.
Существует ли
убедительный
аргумент в пользу того, что компьютерные решения должны восприниматься
как «речь»? С точки зрения юридической логики существует
сходство между
Google, Энн Лэндерс, Сократом и другими провайдерами информации. Однако
если присмотреться, то в этом сравнении можно обнаружить ошибки. Сократ
был человеком, который умер, отстаивая свою точку зрения, а
компьютерные программы являются лишь утилитарными инструментами,
призванными служить нам. Защита компьютерной «речи» лишь косвенно
относится к целям Первой поправки, которая была принята для защиты
людей, а не компьютеров, против зла, которое несет с собой
государственная цензура.
Первая поправка выходит
далеко за рамки
своих целей в тех случаях, когда ее используют, чтобы избежать
юридического контроля за коммерческой
автоматикой.
Это правда,
что Первая поправка была несколько «растянута» для защиты коммерческой
«речи» ( например, рекламы), а также – что вызывает болльше споров
–
для защиты политических расходов крупных корпораций. Однако коммерческая
«речь» всегда пользовалась лишь ограниченной защитой. И в то время как
вопрос корпоративной «речи» является спорным, политические расходы, по
крайней мере, являются частью политической системы - основной заботы
Первой поправки.
Границу провести очень легко: в
целом, принятые
машиной или нечеловеком решения не должны попадать под полную защиту
Первой поправки и зачастую вовсе не должны восприниматься в качестве
«речи». (Когда человек делает определенный выбор относительно
определенной информации, это уже другой
вопрос).
Защитники
позиции Google заявляют, что раз люди программируют компьютеры,
осуществляющие речевую деятельность, то компьютеры обладают правом на
свободу слова – как в случае цифрового наследства. Но тот факт, что
Первая поправка защищает права программиста на создание всего,
что он
хочет, не означает, что его создание унаследует его конституционные
права. Монстр доктора Франкенштейна мог ходить и говорить, но это не
давало ему права голосовать вместо
доктора.
Компьютеры принимают
триллионы невидимых решений ежедневно, и вероятность того, что каждое
решение может быть защищено поправкой о свободе слова, должно заставить
нас задуматься. К чести компании Google, использовавшей Первую поправку в
отношении результатов интернет-поиска, она никогда формально не
заявляла, что обладает конституционным правом игнорировать
конфиденциальность или антимонопольные законы. Как нация, мы должны
хорошенько поразмыслить, прежде чем позволить высоким принципам
американского Билля о правах человека США превратиться в нечто похожее
на низменный инструмент получения коммерческой выгоды. Предоставив
компьютерам права, предназначенные для человека, мы поставим наши машины
выше себя.
Тим Ву
|